– Колготки, между прочим, тоже дорогие – четыреста шестьдесят тысяч!
– Кошмар! Кстати, Дирли-Ду, ты вообще как здесь оказалась?
Дирли-Ду засияла и обняла Андрея за шею. На живописную парочку оглядывались.
– Я хотела посмотреть выставку немецкого авангарда начала двадцатого века. Здесь, недалеко. Но если честно, я изучила твой настольный календарик. Ты такой педант! Держать дома настольный календарь! Ну и значит, у тебя сегодня по расписанию встреча с неким Куницыным. Корпорация «Ойлэкспорт интернешнл». И вот я здесь! – гордо объявила Дирли-Ду.
– Ты копошилась в моем календаре?! – ужаснулся Андрей. – Это… это… это верх бестактности и непорядочности! – Пряжников буквально задыхался от негодования. – Любопытная мартышка!
– Зато ты сейчас имеешь возможность меня обнимать. Пойдем вместе на немецкий авангард?
– Если ты внимательно ознакомилась с моим календарем, то в курсе, что сегодня у меня много дел. И тратить время на тебя, вертихвостку, я не намерен.
– Ладно, – легко согласилась Дирли-Ду. – Пойду одна. Потом еще займусь благотворительностью.
– ?
– Ну, накуплю подарков для какого-нибудь детдома.
– Ты не перегрелась на солнце?
– Мне непонятна твоя реакция, – насупилась Дирли-Ду. Ее рубиновые губки обиженно надулись. – Что в этом плохого? Дети, может, не знают вкус шоколада.
– Желание одарить малюток тонной шоколада, конечно, грандиозно меня умиляет. Но почему так вдруг? Опять memento more.
– Просто замучила совесть. Неравномерное распределение земных благ. Ким Бэсинджер получает миллионы долларов за пятнадцатисекундный рекламный ролик, я покупаю колготки за четыреста шестьдесят тысяч, еще кто-то спускает в унитаз недоеденных устриц, а сотни людей голодают.
– Все с тобой ясно. Тогда топай. Сначала на авангардистов, потом в детдом. Мне тоже надо бежать.
Яркая парочка крепко поцеловалась. Дирли-Ду погладила Андрея по щеке, и они расстались.
Таня облачилась в эластичные рейтузы (продавщица назвала их леггинсами) цвета фуксии, просторную розовую рубаху и стала похожа на поросенка. Водрузив на плечо супершвабру, приобретенную в телемагазине за девяносто девять долларов (диагноз: «абсолютное дерьмо»), взяла ключи и собралась к Косте. В этот исторический момент зазвонил телефон.
– Таня, как дела? – нежно промурлыкала Маруся, Танина подруга, сексапильная, красивая, перманентно разведенная блондинка из соседнего подъезда.
– Машка, я убегаю! – закричала в трубку Таня, в нетерпении подпрыгивая возле телефона. Соседи снизу, должно быть, перекрестились.
– Далеко?
– К Костику.
– К Константину? – заволновалась Маруся. Она часто сталкивалась с Костей в квартире подруги и была от него без ума. – А зачем? Что-то празднуете?
– Да как же! Я у него вчера начала убирать, да так и не закончила. Хочу быстренько все доделать, пока он не вернулся с работы.
– Ты юная тимуровка? – озадаченно предположила Маруся. – А-а… Это после нападения рэкетиров, ты мне рассказывала? А можно я тоже что-нибудь помою?
– Ты готова пожертвовать дневным сном? Фантастика. Постой, ты почему не на работе?
– А ты?
– У меня свободный график.
– А я в больницу отпросилась.
– Ладно, прибегай, только быстро. Заходи в его квартиру, я буду там.
Маруся предпочитала сон еде. Она весила в два раза меньше Татьяны и съедала в день ровно столько калорий, чтобы не свалиться обессиленно где-нибудь под деревом. К тому же Маруся была беспросветно ленива. Свое нежелание шевелиться она разумно объясняла необходимостью экономить энергию – в ее экстраординарно стройном теле энергии было чуть-чуть.
– Ой, ну какая же ты стремительная! – восхитилась Маруся, появляясь на пороге в перламутрово-белом костюмчике. Представлять себе этот изысканный костюмчик в сочетании с половой тряпкой было кощунственно. Очевидно, в слова «я что-нибудь помою» Маруся вкладывала какой-то особый, понятный ей одной смысл. – Кресло ты уже пропылесосила? Я сяду.
Маруся элегантно повисла на округлом и необъятном подлокотнике кресла и огляделась.
– Костя живет, прямо скажем, небогато. А ведь налоговый полицейский. Танечка, вот там еще пыль осталась.
– Где?
– Да вон же, в углу. Да, там. Он попросил тебя навести порядок?
– Сама вызвалась.
– Ты трудолюбивая. Я у себя-то ковровое покрытие не пылесосила лет пятьдесят. Уже проваливаюсь по колено, можно собирать гербарий и сеять картошку. А тебе не лень убирать чужую квартиру?
– Друг все-таки. Жаль его. Попал в аварию, бледный, исцарапанный, возвращается – дома пейзаж «После третьей мировой».
– Да…
– Это я уже основательно прибралась, ты не представляешь, что здесь было!
– Я на такой подвиг не способна. Даже ради Кости. Он обо мне никогда не спрашивает?
– Ну, он весь в работе. Налоговые преступления – его излюбленная тема.
– Да, я ему безразлична.
– Скрой от налогов несколько сотен миллиончиков – и безумно его заинтересуешь.
– Увы! А такой видный парень. Он добрый, правда? И красивый. И эта его утонченная нервность. И одновременно – мужественный. И азартный. Помнишь, ходили в казино, денег выиграли тонну – я возлагала большие надежды на тот вечер. Вроде бы Костик даже за талию меня обнял. Думала, ко мне пойдет. Не пошел. Скажи честно, Таня, есть у меня шансы?
– Шансы есть всегда, – убедительно откликнулась Таня из-под дивана. – Только не теряй надежды.
– Да… Не теряй надежды… Но я говорю, капитан налоговой полиции мог бы жить и покруче. А впрочем, для меня деньги не главное. Ты прикинь, Танюша, мой-то Генка в Министерстве топлива и энергетики теперь подвизается.