Опасные удовольствия - Страница 17

– Действительно, зачем? – тоже удивился Андрей и зевнул. Два желания боролись в нем – дочитать до конца и лечь спать. Победило чувство долга: сыщик мужественно протер глаза кулаками, так что веки у него покраснели, и уперся взглядом в новую страницу. Но маленькие круглые буковки превращались в непоседливых букашек, шевелились, прыгали, лезли друг на друга. Через некоторое время звезды, заглядывавшие в комнату сквозь неплотно зашторенные окна, увидели умилительную картину: сраженный сном детектив лежал на диване, прижимая к груди Аленин дневник, и нежно, мелодично посапывал. Могучая грудь вздымалась ритмично и спокойно, истрепанный ворох бумаг также ритмично двигался вверх-вниз. Андрею снилась маленькая синеглазая Катерина. Она крепко сжимала побелевшими пальцами пистолет и целилась в Глеба Николаевича Батурского.

Глава 8

Дирли-Ду открыла свои чудесные аквамариновые глаза, провела рукой по лицу, убирая золотистую прядь, и капризно подумала: «Хочу солнца!» Она резко откинула атласное одеяло, легко выпорхнула из вороха пенно-белоснежного постельного белья и подбежала к окну. Словно исполняя ее желание, мрачные свинцовые тучи неохотно расползлись в стороны, выпуская на свободу утреннее солнышко из унылого октябрьского плена.

«Спасибо!» – воскликнула Дирли-Ду. В номере фешенебельной гостиницы «Фламинго» было тепло, а паркет приятно холодил босые ноги. Дирли-Ду метнулась к огромному зеркалу и начала принимать различные позы, любуясь собой. Потом она подошла ближе, отбросила за спину каскад рыжих вьющихся волос и придирчиво стала изучать лицо. Эта процедура тоже принесла ей громадное удовольствие.

В дверь негромко постучали. Голая Дирли-Ду сделала удивленные глаза, высокими скачками запрыгала к выходу и притаилась.

– Завтрак! – раздалось снаружи. – Ваш завтрак!

Если бы дело происходило за границей, портье добавил бы «сеньорита», или «мадемуазель», или «мэм», но здесь обитательница гостиницы осталась неназванной. «Госпожа» или «дама» звучало несколько претенциозно, а «гражданка такая-то» и вовсе не вписалось бы в роскошные интерьеры «Фламинго».

Дирли-Ду щелкнула замком, потянула на себя дверь и прижалась к стене, чтобы не осчастливить портье видом своих обнаженных прелестей (дары природы и родителей). В комнату плавно въехала тележка, накрытая нежно-розовой льняной салфеткой с эмблемой гостиницы – маленький силуэт птицы фламинго в виньеточном овале золотого шитья.

Дирли-Ду помахала из-за двери голой рукой и снова забаррикадировала вход в номер. Она повезла тележку в ванную комнату, всю в мраморно-розовом кафеле, где включила краны с горячей и холодной водой, смастерила на затылке пышную огненную «бабетту» и нырнула в мини-бассейн. Под салфеткой оказался ледяной апельсиновый сок, фрукты и свежие газеты.

Орандж плескался в бокале, а Дирли-Ду плескалась в розовой пене, умудряясь при этом читать «Выстрел в упор» и делать гимнастику для ног. Газета, в которой девушка с интересом прочла статью о смерти генерального директора банка «Гарант» и несколько рекламных объявлений, изрядно подмокла.

Вдоволь поплавав, съев грушу и вазочку клубники, Дирли-Ду завернулась в махровый халат и, ненасытная, продолжила завтрак в гостиной: омлет, кофе, тост. Когда с едой было покончено, Дирли-Ду включила телевизор, взяла блокнот с ручкой и, разбросав по дивану свои прекрасные нижние конечности, принялась составлять список покупок. Сегодня она была намерена очень экономно и рационально истратить десять тысяч долларов, поэтому надо было все основательно продумать.

Проблема платья выросла до гигантских размеров, она мучила Ксению своей неразрешимостью и даже заставила ее несколько раз украдкой всплакнуть.

Судьбоносная вечеринка у Зоей Менгер состоится уже завтра, вечеринка, на которой Ксения должна разыграть все свои козырные карты и наконец-то заарканить недоступного и такого соблазнительно-вкусного Стручкова. Три туза держала Ксюша в руках: бубновый – безупречная фигура и очаровательное личико, пиковый – интеллект и образованность, червовый – страстное желание добиться Егора, накинуть на крепкую шею норовистого мустанга любовное лассо и слегка придушить жертву, так, чтобы до конца жизни Стручок смотрел на прелестную Ксению Губкину восторженным взором. Отсутствовал лишь крестовый туз – умопомрачительное платье. И сейчас, подогреваемая внушениями заботливой Сапфиры, Ксюша убеждала себя, что все пойдет прахом, не раздобудь она к менгеровской вечеринке какой-нибудь ослепительный наряд. Она просто исчезнет в яркой толпе блистательно-дорогих сокурсниц, она не сможет подойти к Стручкову в своем убогом рубище, она не посмеет даже поздороваться с ним, не то что занять его остроумной беседой и обогатить сведениями, почерпнутыми в журнале «За рулем». Все зацикливалось на платье, Ксюша не могла думать ни о чем другом.

– Ксения, ягодка, ты почему так печальна?

Тридцатилетний сын хозяйки Владимир, очень лояльно настроенный в отношении квартирантки (в отличие от своей матери, которая вынужденно открыла Ксении кредит в двести долларов и поэтому не сгорала от любви к ней), заглянул в комнату. Ксения, прелестная и несчастная, тихо грустила в своей клетушке, и у Володи разрывалось сердце от сочувствия, а нижняя часть тела – от невозможности сорвать эту спелую, бесхозную ягодку.

Ксения, уже изувечившая левое полушарие своего мозга жестокой проблемой наряда, со вздохом поделилась горем.

– Возьми напрокат, – не задумываясь, рекомендовал Володя, съедая взглядом Ксюшины голые коленки, – она сидела на кровати в домашних шортах, подогнув под себя ноги. – Не думаю, что это будет очень дорого. А с твоей фигурой подобрать что-нибудь подходящее не составит труда.